Он помог мне пережить одну из самых тревожных ночей в моей жизни. И я должен был написать о Полонском еще тогда, 35 лет назад. 
Яков Полонский. Фото: Из личного архива Дмитрия Шеварова
Но с такого рода долгами всегда происходит что-то странное. Они лежат на пороге души — протяни руку и возьми. А ты отодвигаешь их в сторону — мол, успеется. Когда-нибудь, не сейчас.
Так и с Полонским. Уже пожелтели страницы той его книги, что стала для меня спасительной, а все жду чего-то.
Но вот — 200-летие Якова Петровича Полонского. И я слышу его чуть насмешливый голос: «Ну и какой повод тебе еще нужен, чтобы вспомнить обо мне?»
Календарь поэзии: Как обычные слова обращаются в музыку
Итак, 1984 год. Осень. Ташкент. Ко мне прилетает жена. Мы не виделись два месяца — с тех пор, как меня призвали.
И вот мне дали увольнительную на сутки. Весь батальон повели в музей Ленина, а меня отпустили.
Прибытие рейса — в полночь. Я загодя примчался в аэропорт.
Смотрю в киоске, что бы купить в подарок жене. Вижу томик Якова Полонского «Лирика. Проза». Что ж, пусть это будет первая книга в нашей семейной библиотеке. Отдаю 2 руб. и 70 коп.
Времени — вагон. Выхожу из душного аэровокзала. Пахнет дымом — повсюду тлеют костры из листьев. Между ними бродит дворник и шевелит влажные листья палкой. С такой же палкой ходил Полонский. Однажды он упал с дрожек и с тех пор не мог обходиться без палки.
Из пелены дыма кошачьими фарами смотрит трамвай. Жесткие листья платана потрескивают под сапогами. Я мысленно репетирую нашу встречу. Скажу: «Здравствуй», а она скажет: «Привет!» Я скажу: «Ты сегодня очень красивая», а она скажет: «Я ужасно голодная».
Фрагмент картины Полонского «В ночном». Поэт был и талантливым живописцем. Фото: Из личного архива Дмитрия Шеварова
Тут мне показалось, что там, на табло, появился заветный рейс, и я побежал обратно. На табло моего рейса не значилось. Вокруг — шум, гам и давка. Вспомнил, что имею право на специальный зал для военных. Гордо поднимаюсь на второй этаж. Тут заняты не только все сиденья, но и ступить некуда. Лежбище. На полу, на расстеленных шинелях, лежали в повалку ребята-афганцы.
Притулился куда-то, открыл Полонского на «Песне цыганки»:
Мой костер в тумане светит;
Искры гаснут на лету…
Ночью нас никто не встретит;
Мы простимся на мосту…
Смотрю на часы: пора. А на табло — тишина. Пробираюсь к справочному окошку: «Девушка, а где московский рейс?»
— Пока сведений нет.
— Но ведь он вылетел.
— Вылетел.
— Так где же он?
— Сведений нет.
Я попытался снова погрузиться в Полонского.
Чего стоили выезды в свет очаровательной супруге Поэта и ее современницам
— Вы бы пошли куда-нибудь, — сказала девушка, — а то стоите тут.
— У меня жена…
— Этим рейсом? Жена? Ну тогда стойте.
Не помню, сколько часов промаялся у этого окошка. Тут же роились другие встречающие рейс. Справочная девушка заученно повторяла про технические причины. В воздухе повисло отчаяние. Еще несколько раз я выбегал из духоты аэровокзала в горькую от дыма ночь.
Ходил туда-сюда, повторяя как молитву: «Мой костер в тумане светит… Мой костер в тумане светит…»
Когда зашелестело табло и на нем возник рейс Москва — Ташкент, уже светало.
Оказалось, у новенького Ил-86 в полете возникли проблемы с двигателем. Самолет сел на военном аэродроме, поэтому никаких сообщений по гражданским каналам связи о нем не было.
Когда мы с женой вышли из здания аэровокзала, то один из тех, кто ждал со мной всю ночь своих родных, сфотографировал нас. Не помню, кто это был.
А снимок сохранился: стоят, оглушенные счастьем, девушка с косичкой и молоденький лейтенант. Очень серьезные.
Вечером того же дня мы простились до зимы.
На прощанье шаль с каймою
Ты на мне узлом стяни:
Как концы ее, с тобою
Мы сходились в эти дни…
Дата
200 лет назад 19 декабря (7-го по старому стилю) 1819 года в Рязани родился поэт Яков Полонский.
Пишите Дмитрию Шеварову: dmitri.shevarov@yandex.ru
Из тетради Якова ПолонскогоДетское геройство
Когда я был совсем дитя,
На палочке скакал я;
Тогда героем не шутя
Себя воображал я.
Порой рассказы я читал
Про битвы да походы —
И, восторгаясь, повторял
Торжественные оды.
Мне говорили, что сильней
Нет нашего народа;
Что всех ученей и умней
Поп нашего прихода;
Что всех храбрее генерал,
Тот самый, что всех раньше
На чай с ученья приезжал
К какой-то капитанше.
В парадный день, я помню, был
Развод перед собором —
Коня он ловко осадил
Перед тамбур-мажором.
И с музыкой прошли полки…
А генерал в коляске
Проехал, кончиком руки
Дотронувшись до каски.
Поп был наставником моим
Первейшим
из мудрейших.
Календарь поэзии: Вышла книга, которая будет нести свет и потомкам
А генерал с конем своим,
Храбрейшим
из первейших.
Я верил славе — и кричал:
Дрожите, супостаты!
Себе врагов изобретал —
И братьев брал в солдаты.
Богатыри почти всегда
Детьми боготворимы,
И гордо думал я тогда,
Что все богатыри мы.
И ничего я не щадил
(Такой уж был затейник!) —
Колосьям головы рубил,
В защиту брал репейник.
Потом трубил
в бумажный рог,
Кичась неравным боем.
О! для чего всю жизнь не мог
Я быть таким героем!
1866
источник: rg.ru
